Речевание

Эдуард Прониловер

Оглавление   Стихи    Проза

Начало   Комментарии   Контакты

 

Ноябрь восьмидесятый

Взамен - не обретаю ничего.
Вы помните, прекрасное созданье?..
Когда б... когда б минута обладанья...
Взамен - не обретаю ничего.

Я вырос на песчанике, наверно,
а все мы любим родину безмерно,
взамен не претендуя ни на что.
И пусть их там - броженья иль движенья...
Песок ведь обладает свойством жженья,
и я не претендую ни на что...

Вы помните, Вы всё, конечно, помните.
Но всё же мы не в комнате, а в омуте,
и дама та... история темна.
Она была поэту не жена,
она была любовница как будто,
не им одета, впрочем, и обута,
но было легче разобраться им,
поскольку милый образ... воплотим.

Мы корабля того не знали, к счастью,
где кровь звала к диктату иль безвластью,
и сам он под ярмом своих страстей
мотался без снастей и без вестей,
и снились ему бури мировые
и мёртвые матросы, и живые...
А Вы... Вы обитаете в стекле,
в листе нераспустившемся, в золе.
Развеяна зола весёлой ночкой,
и лист остался нераскрытой почкой.
Любимая! Так страшно в ноябре
быть пятнышком огня на топоре,
быть лучником, тоскующим в бессмертьи,
быть волком в шкуре из овечьей шерсти
и вдруг - на небосклоне золотом -
осенним оторвавшимся листом...

Но что теперь-то плавиться в гордыне,
когда ты не один, увы, на льдине:
нас много уцелело на челне,
и мы судьбой довольные вполне.
Да разве мало - водка и картофель?
В конце концов, и твой сгодится профиль
здесь, а не где-нибудь за тыщи миль...
На море шторма нет, пока что - штиль.
И эти тучи - просто хвостик сучий,
он смертью не грозит нам неминучей.
А Вы... Вы всё сулите мне беду.
Но я не с Богом - с Вами не в ладу,
и мне не нужно Божье озаренье.
Когда б Вы дали умиротворенье
хоть словом недостойному рабу,
он был бы счастлив - пусть бы и в гробу,
но даже эти камерные волны,
что солоны, и солнечны, и сонны,
готов, живой, отдать за страсти миг,
и боле - не ломиться напрямик.

Любимая! Года ушли, уплыли
и просто затонули в топком иле.
Но, слава Богу, в этом ноябре
подобно слепку моря в янтаре
меня Вы грели неким ожиданьем,
и грезил я сладчайшим обладаньем,
взамен не обретая ничего,
лишь Ваш бесплотный облик обретая
и жизнь, как ночь в горячке, коротая,
взамен - не обретая ничего.
Еще являлась истина нагая,
шептала мне: «Я тоже дорогая,
хотя совсем замёрзла нагишом.
Нагнись, мой друг, за ломаным грошом,
одень меня в грошовые одежды,
и я тебе открою путь в невежды,
поскольку ты пока, мой друг, - дикарь.
Конечно, всяка живность - Божья тварь,
но время становиться в ногу с веком.
Невеждой станешь - станешь человеком».
Однажды я одел её на грош,
обул - на два, поцеловал... и что ж?!
В тот день три тайны мне она открыла,
как будто извлекала их из ила.
Вот первая из них: ни там, ни тут
пути земные к Богу не ведут.
Вторая: в мире главное уменье -
считать за правду собственное мненье.
И, в-третьих, чтобы я не дорожил
тем, без чего хотя бы день прожил.
Ну как здесь не исполнить гимн природе:
стать истинным при всём честно́м народе!..
Но все твердили: «Истина в вине».
А нас немало было на челне.

Да что о том, прекрасное созданье...
Еще - не дай-то Бог! - пойдёт рыданье.
Когда б Вам знать московскую весну...
Оскалишься - и капля на десну
стекает будто бы по первопутку.
Ну что бы Вам принять мой стих за шутку?
Да, я не сторож слову своему,
хотя ему вверяюсь одному,
когда в московских двориках старинных
густеет запах булочных и блинных,
и куклы-неваляшки из окна...
Когда с небес на землю - тишина...

Любимая! Меня Вы не любили,
поскольку в мире этом Вы не бы́ли,
не знали Вы, где мну без Вас траву,
как Вас, в подушку вмявшийся, зову,
какие у меня друзья и встречи
(иных уж нет, а те - еще далече),
как вечен этот город по ночам,
как отдан он на откуп палачам...
Лишь где-то, в самом сгустке, - краснофлотцы
и тихо звёзды падают в колодцы,
и мальчик, еле видимый, с сачком,
проходит в дом свой собственный бочком...

А впрочем, эта тема так избита,
как щебень со времён палеолита.
Прекрасный, чудный век палеолит!
Пустой луной пещерный день залит.
Летучих звёзд ночное единенье
и меркнущей луны оледененье -
начало ледовитых поясов...
Я дверь не запираю на засов,
Любимая, вдруг Вы в неё войдёте,
и стихнут стрелки на высокой ноте...
Дальнейшее - молчание холста.
Печаль моя перед Тобой чиста,
Любимая, две капли огневые
среди песчаных бурь, среди молвы и
беды не составляют одного,
но помнят свет, не ведающий смерти,
и ждут Исхода в этой круговерти,
взамен не обретая ничего.
1980

 



Начало   Комментарии   Контакты

Борис Цейтлин,   Эдуард Прониловер,  Вадим Шуликовский,  Наум Вайман,   Юрий Соловьев